Китай собирается занять место США как мировой супердержавы? Китай готов на самом деле управлять миром? Вот уже целую декаду, на книжном туре, с которым я езжу по всему миру, гарантировано это те вопросы, которые мне будут с пристрастием задавать.

  Я могу понять, почему люди задают именно мне эти вопросы. Меня зовут Хинран (Xinran) и я родилась в Пекине в 1958г.. Я англо-китайский диктор и автор, живу в Лондоне с 1997г., где я первоначально работала уборщицей. У меня есть практический опыт в обеих культурах, и все же меня сильно напрягает, когда мои читатели задают мне вопрос о том, являются ли обоснованными страхи США, что сила перемещается в сторону Востока.

Китай это спящий лев, Наполеон как-то предостерег: «Пускай спит, ибо когда он проснется, то потрясет весь мир». Почти два века спустя, этот лев не только бодрствует, но и рычит. Иностранные компании в Азии, фабрики в Африке, и даже некоторые деревни в Италии и улицы во Франции раскуплены дальновидными китайскими бизнесменами.

Возможно, что развитие уменьшилось в разгаре мирового долгового кризиса, но Китай остается малозатратным производителем и самым большим кредитором США. Научно-исследовательский центр Вашингтона недавно прогнозировал, что вероятно в течение одной декады юань одержит верх над долларом США, став основной резервной валютой.

В моем районе в Лондоне, одна за другой школы (включая: начальный мандаринский диалект в Белгрейвии[1] и Звено китайской академии[2], проводящая ‘веселые занятия на языке будущего’ в Сохо, улице Ливерпуль и Хаммерсмита) предлагают детям уроки китайского языка (Мандарин). В 2008г. «The Daily Telegraph» сообщила, что няни, владеющие китайским языком, пользуются огромным спросом у преуспевающих родителей, “желающих инвестировать в будущее своих детей”. Куда ни взгляни, а влияние (точнее доминирование) Китая кажется неизбежным. Так ли это?

Как минимум два раза в год я езжу обратно в Китай, обновить мои представления о моей волшебной, постоянно меняющейся родине. Как писатель я пытаюсь докопаться до того, что же происходить на самом деле за кулисами монолитных городских торговых центров, рекламных щитов, показывающих каждодневные FTSE индексы, так же как посещаю сельскую местность, где жизнь диаметрально противоположная.

Моя самая последняя поездка в Китай была в сентябре этого года. Она началась с 10 безумно тяжелых дней в Пекине, где мой муж, как консультант издательской группы Китая (China Publishing Group), посетил международную ярмарку книг. Я поехала в Нанкин (город в Китае, административный центр провинции Цзянсу) заниматься исследованиями для моей новой книги о следствии политики единственного ребенка в Китае глазами первого поколения. Мы оба потом отправились в Шангхай, где провели лекции в университете Фудана. Большее наше время прошло на дороге и к тому времени мы остро нуждались в отдыхе от кишащих автомобилей и шумных улиц, над которыми возвышались бесчисленные небоскребы с более 16 миллионными жителями в них.

Один наш друг предложил съездить к одной знакомой Суу-чау «прогуляться и попробовать немного древнего чая с чайных ферм деревни Гухан. Никаких машин или туристов там нет».

Когда мы приблизились к границам города и присоединились к ползущей колонне автотранспорта, где все старались вылезти на автостраду (радио тем утром сообщило, что количество автомобилей в Китае недавно достигло 100 миллионов, второе место после США, где 286 миллионов автомобилей), я попыталась поговорить с нашим водителем. Поинтересовалась, что он мог нам рассказать о состоянии современного Китая, и, и о том, куда приведет его курс?

Он стал отцом вначале своих тридцати лет и научился водить в армии. Многие молодые крестьяне пытались попасть в армию, видя в этом возможность для более хорошей жизни, чем у своих предков, которые выросли в сельской бедности или переехали в города, где жили в нише общества рабочими. Тем не менее, он был далек от того, чтоб представлять элиту общества и его существование было не из легких. «У водителей нет возможности зарабатывать много денег подобно политикам или губернаторам, но и нам нужны деньги как и всем. У каждого только один ребенок, и каждому хочется дать ему лучшее».

«Детский сад моей дочери вовсе не из лучшего числа, но стоит более 10,000 RMB (Ј1,000) в год. В этом году она пойдет в начальную школу, где только пожертвование на поступление в которую стоило нам более чем 10,000 RMB, и эта сумма для очень средней школы». Когда я спросила, как часто он видеться с дочерью, он ответил: «Не хватает времени для семьи. Каждый занят зарабатыванием денег для своих детей. Я использую любую возможность поспать для следующего промежутка своей работы».

Неудивительно, ведь он работает в основном 15 часов в сутки, и сказал, что водители Шангхая работают 18 часов в сутки без остановки. «Водители, которых я знал, даже погибли, заснув за рулем. Какая потеря». Я встретилась с работниками гостиницы в Шангхае и Пекине, большинству из них было чуть больше 20 лет. Они сообщили мне, что с удовольствием бы работали более 12 часов в сутки семь дней в неделю, если бы только могли заработать дополнительно денег.

Китай стал своего рода машиной, производящей богатства и возможность, но является ли эта нация изнуренных и обессилевших рабочих страной, которая действительно может однажды руководить миром?

И какое поколение породила политика одного ребенка? Дети в 40 наикрупнейших городах Китая живут в мире, состоящем из трех экранов (телевидение, компьютер и мобильник), носят бренды мировых дизайнеров, ездят первым классом, покупают дома и машины во время своего годичного или двухгодичного обучения за рубежом. Для этих молодых ‘супер-богачей’ цена не имеет значения, некоторые даже летают в Гонконг туда и обратно на один день за покупками.

Трудно себе представить их в качестве следующего поколения предпринимателей Китая, когда большинство из них, в отличие от своих предков, никогда не трогали кухонную плиту или посуду, и едва ли знают как поправить свою постель. Может быть, у них превосходное образование, но, по мнению многих критиков, образовательная система Китая – с ее одержимостью тестами и механическим зазубриванием – скорее душит, чем поощряет креативность (творчество). В действительности, сегодняшний вступительный экзамен «гаокао» в университеты Китая, берет свое начало с отборочного теста, изобретенного императорским правительством в 6 веке. По мнению администратора Джианг Ксюгину (Jiang Xueqin), получившему свое образование в Йельском университете, в Пекине ценятся: “сильная память, очень сильные логические и аналитические способности, маленькое воображение и совсем маленькое желание подвергать сомнению авторитеты”. Китай можно рассматривать как величайшего имитатора, но слабого инноватора. Таланты Китая копировать все, что предлагает Западный мир, доказаны недавними раскрытиями 22 поддельных магазинов Apple по всему Куньмину, столице провинции Юньнань на юго-западе Китая. Магазины были настолько убедительно подделаны, что даже продавцы магазинов были уверенны, что работают на Apple. В некоторой степени это гениально, но гениальность эта в неверном направлении.

Если Китаю господствовать в созидательной индустрии, как он делает это в производственной индустрии, то ему нужно будет заимствовать лозунг маркетинговых департаментов Apple, гласящий: «Думай иначе». Лью Джун (Liu Jun), бизнесмен, недавно получивший титул одного из “50 наиболее креативных личностей Китая”, говорит, что это очень напряженная борьба, требующая многих усилий. “Причиной того, что у китайцев нет мировых компаний в том, что у нас отсутствует глобальное видение”, - говорит он. “Китайские дизайнеры думают только о том, что порадует их, а не потребителя. Эта огромная проблема”.

Китайские корпоративные структуры остаются негибкими, и согласно Даниэлю Альтмену (Daniel Altman), консультанту из Dalberg Global Development Advisors, первоначальные идеи “должны профильтроваться сквозь множество ступеней иерархии, что к концу многое от этих идей не сохраняется. Китаю предстоит пройти долгий путь, прежде чем он сможет достигнуть способность США стимулировать предпринимательство”.

Безусловно, что такие мечты о корпоративном господстве очень далеки от жизни китайских крестьян и фермеров, составляющих 70% населения. И для многих тех, кто в нише этой цепи, обслуживание долга США становится возмутительным. Как высказался наш водитель: “Почему, когда китайцы орошают землю своим потом, тяжело работая днем и ночью, американцам уютно, они носят солнечные очки, могут наслаждаться солнцем и морем? Почему нам приходиться помогать им, справиться с их финансовыми проблемами?”

Я не сказала ему, что в июле этого года, общее количество облигаций США, которой владеет Китай, достигло $1.1735 триллионов. Это означает, что на каждое лицо в Китае приходиться по 5,700 RMB (Ј570) долга по ним. Я думаю, как и китайский народ, мы все знаем, как сквозь годы прогибания спины и тяжелого труда накопилось это долговое бремя, но немногие смеют это озвучить. Частично это потому, что большинство китайцев не представляют масштаба финансового кризиса США, а частично потому, что мы не привыкли подвергать лидеров нашей страны сомнению.

Уроженец Тайваня Ларри Хсиен Пинг Лан (Larry Hsien Ping Lang), профессор финансов в университете Гонконга, известный своей критикой экономики Китая, пишет: "У нас нездоровая экономика, обрабатывающая промышленность Китая станет концом его развития. Количество прекращения предпринимательской деятельности достигнет 30-40% потому, что промышленность переживает две проблемы. Инвестиционная среда ухудшилась в равной степени для всех, и, во-вторых, существует серьезная избыточная производственная мощность.

Эти сложности повлекли производственный кризис, и предпринимателям пришлось отступить". Резко растущие цены на дома в Китае, спровоцированные деньгами, авансированными из производственного сектора, только еще больше раздувают «мыльный пузырь» экономики Китая, считает Лан.

Неужели мыльный пузырь вот-вот лопнет? По мнению Лана, динамика развития экономики Китая должна уменьшиться, чтоб дать время образовательной системе и общественности догнать ее темпы; исправить баланс между бедными и богатыми, и дать время подумать, что нужно Китаю создать для великого будущего.

После долгих лет исследования проблем общества, выросшего на политике единственного ребенка, я не могу не согласиться с Ланом. И в самом деле, иногда моя родина кажется страной, погруженной в хаос.

Возьмем к примеру число погибших на дорогах. За последние пять лет (2006-2010) каждый год на дорогах в Китае погибало 76000 человек, составляя 80% погибших от несчастных случаев на производстве. С 2001г. коэффициент разводов также взлетел, самый высокий уровень в Пекине – 39%, за ним Шангхай - 38%. Сегодня больше чем половину разводов составляют разводы между людьми 20-30 лет, большинство которых из первого поколения политики единственного ребенка. Многие из этого поколения даже не хотят детей. Некоторым даже не нравиться сама идея быть ‘притесненным’ другим членом семьи; другие же заявляют, что у них просто нет времени для заботы о ребенке. По крайней мере они осознают свою ограниченность. За последние 5 лет, произошли многочисленные случаи, когда 2-3 летние дети задохнулись до смерти. Почему? Потому что их измученные, отрешенные родители поручили их заботам водителей, которые оставили их в закрытых безвоздушных машинах, пока сами бегали по своим делам. Трудно в это поверить, но такое случается.

Китай меняется, и некоторым, трудно увидеть результаты. Когда я была в Нанкине (город в Китае, административный центр провинции Цзянсу) со старыми друзьями (группа изготовителей традиционных светильников и фонарей), они болтали о том, что не видели своих детей уже давно. Они не могли понять, как это жизнь становиться лучше, притом, что семья просто исчезает.

Сомнения нет в том, что Китай сделал прогресс за последние 30 лет. Я не думаю, что есть другая страна, которая улучшила жизни 1,3 миллиардов людей за столь короткий промежуток времени. Большинство наших предков откладывали несколько соевых бобов каждый день, чтоб помочь своей семье пережить голод. Моим родителям приходилось простаивать в очередях, чтоб только получить бутылку кулинарного масла.

Но являемся ли мы действительно следующей супердержавой? Можем ли мы действительно взаимодействовать с другими наиболее развитыми странами, когда нашему свободному рынку всего лишь 30 лет?

И даже если мы станем супердержавой, останется ли это четко под центральным государственным управлением? Не потеряем ли мы нашу национальную особенность – наши семейные ценности и нашу культуру – вплоть до того, что не сможем отличить разницу между китайским драконом (которым себя считают китайцы) и китайским львом (каким себе китайцев представляют на Западе)? Китай, этот спящий лев уже бодрствует, и нужно найти способы прокормить его, сохранить его живым.

Обратно в Шангхае, вернувшись из нашего 10ти часового тура между Шангхаем и моей знакомой Суу-чау, мой муж восклицает: «Все больше не поеду в Китай на машине»

Но мы знали, что поедем. Эта страна слишком красивая, волнующая, красочная, чтоб так легко от нее отступить, но что более волнующе – ее история все еще твориться…

По материалам Хью Хинран (Xuй Xinran)

Источник: http://www.telegraph.co.uk/news/worldnews/asia/china

Перевод Шохиды Мирзахидовой