Бахауддин Мухаммад Накшбанди аль-Бухари (да будет свята его душа) является одним из самых больших гавсов (спаситель), имамом Накшбандийского тариката, шейхом, благодатью которого вливается свет познания Аллаха в сердца людей. Он родился 14 числа месяца мухаррам в 718 году по хиджре (1318 г. по григорианскому календарю) в селении Касру-Хиндуван, которое впоследствии стали называть Каср-уль-Арифан, расположенном на расстоянии одного фарсаха от Бухары.
В детстве на его лице ясно был виден след святости и свет (нур) благородства. Его мать рассказала: «Когда моему сыну было четыре года, он указал на корову и сказал, что она родит теленка с белой звездочкой на лбу». Через месяц корова родила теленка, как описал Мухаммад Накшбанди.
В начале тарикатским наукам его обучил Мухаммад Баба Саммаси (да будет свята его душа), потом он продолжил обучение у его преемника Сайида Амира Кулали (да будет свята его душа). В действительности он был «увайсом», который воспитан душой (равхани) мавлана ‘Абдуль-Халика Гудждувани (да будет свята его душа).
Его дедушка испытывал огромную любовь и уважение к шейхам и был связан с ними. И всякий раз, услышав про авлия, он приводил своего внука к ним и просил их сделать ему дуа.
Со времен шейха Махмуда Инджира Фагнави до времени деятельности шейха Сайида Амира Кулали (да будут святы их души) суфии собирались вместе для исполнения зикра-джахри (громкого зикра), а если оставались в одиночестве, то каждый из них исполнял зикр-хафи (молчаливый зикр). Когда наш сайид Бахауддин (да будет свята его душа) вступил на этот высокий путь (тарикат), он твердо и решительно ограничился зикром-хафи, и даже если сподвижники и ученики Сайида Амира Кулали (да будет свята его душа) приступали к исполнению зикра-джахри, он вставал и покидал их. Такое его поведение производило тягостное впечатление на них и приводило к тому, что некоторые из них плохо думали о нем. А шейх Бахауддин не обращал на них внимания и не беспокоился о том, что те думают о нем. Он был целиком погружен в служение (хидмат) шейху Сайиду Амиру Кулали и старался соблюсти все необходимое для этого, показать свое полное подчинение воле наставника и его приказам. Изо дня в день в душе Сайида Амира Кулали (да будет свята его душа) усиливались внимание к шейху Бахауддину и забота о его воспитании. Он не переставал поддерживать дружбу с шейхом Бахауддином.
Однажды сподвижники и ученики Сайида Амира собрались для строительства мечети. Их количество достигло 500 человек. После завершения работ они все сели вокруг него. Сайид Амир (да будет свята его душа) обернулся к тем ученикам, которые плохо высказывались о шейхе Бахауддине и приписывали ему недостатки и прегрешения перед шейхом Сайидом Амиром Кулали. Шейх Сайид им сказал: «Все, что вы думаете о шейхе Бахауддине, – ложь и неправда. Воистину, Всемогущий Аллах принял его, но вы не знаете об этом. Мой взгляд и моя обращенность к шейху Бахауддину – следствие того, что Всевышний Аллах благоволит к нему и принимает его». Затем Сайид Амир позвал его, но его не было среди присутствующих. Он продолжал работать, перенося кирпичи для строительства мечети. Когда он подошел к Сайиду Амиру Кулали (да будет свята его душа), тот сказал ему: «О, мой сын! Я исполнил то, что завещал мне сделать шейх Мухаммад Баба Саммаси в отношении тебя». Твоя способность не перестает быть направленной ввысь, а твоя готовность – быть крепкой. Я разрешаю тебе искать знания у других шейхов-наставников. Ты получишь от них пользу (файз) соответственно мощи твоего желания».
Шейх Бахауддин (да будет свята его душа) сказал: «Это указание Сайида Амира Кулали (да будет свята его душа) было причиной моих грядущих испытаний». Он (да будет свята его душа) рассказывал: «Затем я был сподвижником мавляны Арифа Дик Карани семь лет, затем сопровождал мавляну Кусам-шейха (да будут святы их души). Однажды я спал и увидел во сне шейха Хакима-Ата (да будет свята его душа), который был одним из крупнейших турецких шейхов, и он завещал мне быть сподвижником у дервиша. Когда я проснулся, то в моей памяти сохранился образ дервиша. Я рассказал об этом видении своей праведной бабушке, и она сказала мне: «О, мой внучек! Будет для тебя от шейхов-тюрков счастливый удел».
Я не переставал искать встречи с этим дервишем, пока не встретил его в Бухаре. Я познакомился с ним, его звали Халил. Но тогда я еще не добился его дружбы. Я ушел домой, а мои мысли были заняты им. Когда наступило время захода солнца, ко мне пришел человек и сказал, что дервиш Халил (да будет свята его душа) хочет встретиться со мной. Я немедленно принял этот дар приглашения и поспешил к нему. Когда я удостоился чести встретиться с ним, то захотел сообщить о том видении. Он сказал мне по-тюркски: «Я знаю, что ты видел. Нет необходимости в разъяснении». Мое сердце переполнилось симпатией к нему. Благодаря дружбе с ним я погрузился в великолепные состояния (ахвал). Жители Мавераннахра назначили его своим султаном. Я не переставал сопровождать его, и даже в дни его правления испытывал свое погружение в великие состояния (ахвал). В моем сердце усиливалась любовь к нему. А он усиливал свои старания по моему воспитанию, развитию моих состояний (ахвал) и проявлял искреннее участие в моей судьбе. Я был сподвижником шесть лет в период его правления. В глазах людей я был человеком, преданно выполнявшим все требования шейха. Находясь в состоянии уединения (халват), я был отрешенным от всего мирского и полностью, без остатка, посвятил себя дружбе с шейхом Халилом (да будет свята его душа). Он часто в присутствии своих избранных (хавасс) сподвижников говорил: «Всякий, кто прислуживает мне из желания добиться довольства Аллаха, тот станет великим человеком для людей». Я знал, что он хотел сказать и о ком хотел сказать. Но через некоторое время он лишился власти, и все изменилось. В мгновение все – величие царства, слуги и свита – пошло прахом. Все это усилило во мне желание быть отрешенным от мирского, избегая занятия мирскими делами. Я вернулся в Бухару и поселился в Зайюртуне».
Бахауддин Накшбанди (да будет свята его душа) трижды совершил хадж – паломничество в Мекку. Во время последнего хаджа он посетил г. Мерв и прожил там некоторое время. Затем он переехал в Бухару и жил в селении Каср аль-Арифан, что прежде называлось Каср аль-Хиндуван (Дворец индусов). Слава его как наставника распространилась во все стороны.
Всю свою жизнь Мухаммад Накшбанди (да будет свята его душа) пользовался только дозволенным (халяль). Он говорил, что для суфиев стремление к богатству является грехом. Накшбанди запрещал богослужение (ибада), совершаемое ради достижения мирских благ и уважения людей, так же как и исполнение зикра и поста в течение сорока дней на показ. Основой Накшбандийского тариката является познание Аллаха, стремление достичь довольства Аллаха и поминать Его скрыто, сердцем.
В связи с этим он говорил: «Мюрид – это тот, чье скрытое воюет, а явное находится в согласии». То есть мюрид ведет войну с собственным нафсом, очищая сердце от сомнений и, вместе с тем не давая знать другим о своем состоянии.
Шейх Бахауддин (да будет свята его душа) говорил: «Ничто не принесет такую пользу начинающему мюриду (салику), как усердие, самоунижение и возвышенность стремления. Только придерживаясь этого, я достиг того, чего я достиг».
Когда шейха Бахауддина (да будет свята его могила) попросили показать чудеса, он ответил: «Наше хождение по земле наряду с наличием всех этих грехов – лучшее из чудес».
Шейх Бахауддин (да будет свята его душа) рассказывал: «Шейх Абду Сагид ибн Абу аль-Хайр (да будет милостив к нему Аллах) говорил, для мурида лучше реже посещать своего шейха, но постоянно держать его в сердце, чем постоянно пребывать у шейха, хотя в сердце для него нет места».
Шейх Бахауддин (да будет свята его душа) говорил: «Необходимо, чтобы на долю мюрида выпали такие трудности, чтобы он мог их вынести и не утратить свою веру в шейха. Если мюрид из начинающих, то ему разрешается задавать вопросы шейху. Если мюрид будет из имеющих опыт, то ему уже не следует задавать вопросы наставнику».
Если мюрид говорит о макамах , на которые он не поднялся и которых нет в нем, Аллах не дает ему подняться на этот макам и лишает его чести достичь этого уровня.
Шейх Бахауддин (да будет свята его душа) говорил: «Люди Аллаха [суфии] несут бремя и тяготы людей, чтобы люди, благодаря им [суфиям], очистились и заслужили честь сблизиться с авлия Аллаха. Нет ни одного авлия, на сердце которого не направлен взор Аллаха, независимо от того знает об этом суфий или нет. Всякий, кто встретит подобного суфия, удостоится благословенной благодати от этого божественного взора». Он говорил: «Зеркало каждого суфийского шейха имеет две стороны, а у нашего зеркала шесть сторон!»
Еще он говорит: В Накшбандийском тарикате имеются три адаба:
Во-первых, адаб по отношению к Великому и Всемогущему Аллаху, совершаемый для того, чтобы мюрид и внешне, и внутренне был целиком подготовлен для поклонения Аллаху, следуя Его предписаниям и сторонясь того, что Он запретил, и всем своим существом отказываясь от всего, кроме Всевышнего Аллаха.
Во-вторых, адаб в отношении Посланника Аллаха – Пророка Мухаммада (мир ему и благословение). Для этого мюриду следует погрузиться в состояние осмысления повеления Пророка Мухаммада (мир ему и благословение) своему уммату: «Руководствуйтесь в жизни и религии моими предписаниями и заповедями»; заботиться об обязательности исполнения повеления Пророка (мир ему и благословение) во всех состояниях (ахвал) и знать, что Пророк Мухаммад (мир ему и благословение) посредник между Создателем и Его творениями и что все находится в Его власти и распоряжении.
В-третьих, адаб в отношении шейхов-наставников. Он состоит в необходимости следования мюрида за шейхами, повинуясь им во всем, так как это послужит причиной и средством следования повелениям, оставленным мусульманам Пророком Мухаммадом (да благословит его Аллах и пнриветствует). Шейхи достигли степени, позволяющей им призывать к Всевышнему Аллаху. Поэтому мюриду следует внимательно следить за состояниями (ахвал) шейхов, подражать им в ахвал и придерживаться их образа жизни, независимо от того, находится мюрид рядом с шейхом или нет.
Шейх Бахауддин (да будет свята его душа) говорил: «Необходимо, чтобы обучение исполнению зикра [зикр-талкин] проводил совершенный наставник (муршид) с целью достичь реального результата от обучения зикру». Он говорил: «Азизан, то есть наш сайид шейх Али Рамитни, владел двумя способами зикра – зикр-джахри (громкий зикр) и зикр-сирр (т.е. зикр-хафи, тайный, произносимый суфием про себя). Я выбрал из них зикр-хафи (зикр-сирр), потому что этот вид зикра более сильный и более подходящий».
Шейх Бахауддин (да будет свята его душа) говорил: «Наставник (муршид) должен знать состояния (ахвал) мюрида в прошлом, настоящем и будущем времени, чтобы суметь воспитать его должным образом. Мюрид тоже должен контролировать свое состояние (хал) во время общения с одним из «возлюбленных Аллаха» [шейхов]. Затем мюрид должен сравнить период своего сопровождения шейха с прошлым периодом своей жизни. Если мюрид обнаружит в себе изменение и переход в сторону совершенства, то пусть он сделает общение и дружбу с этим шейхом своей обязанностью и долгом».
Более того, шейх Накшбанд (да будет свята его душа) как-то сказал: «Пусть мне еда будет запретной (харам), если мои мюриды не достигнут всех макамов (положений) раньше мюридов Абу Язида Бастами». (Имеется ввиду, что конечное положение других тарикатов является начальным уровнем Накшбандийского). Он (да будет свята его душа) говорил: «Я просил Аллаха, дать мне самый короткий путь постижения, познания Аллаха, и Он ответил на мою просьбу, и таковым является мой тарикат. Еще я просил Аллаха дать мне тот путь, после вступления в который обязательно достигнешь познания Аллаха. И Аллах дал мне это тоже».
Islom.uz